Sic transit gloria mundi или о политической популярности
Политический рейтинг — парадоксальная штука. С одной стороны он призван подтвердить легитимность политика в глазах общества и внешних игроков, с другой — он не значит почти ничего, и далеко не всегда определяет готовность населения следовать за своим лидером. Выборы являются самым понятным способом конвертировать свою популярность во власть, но будет ли эта власть по-настоящему прочной? Какие есть наглядные примеры того, как скоротечна политическая лояльность населения? Об этих аспектах политической теории и практики мы поговорим в нашей новой статье.
Высокие результаты на выборах могут очень легко ввести в заблуждение и в напрасную эйфорию. Далеко ходить за примерами не нужно: в один миг мудрый и опытный руководитель Кемеровской области Аман Тулеев превратился в изгоя и политический труп. При этом накануне в 2015 году он вновь был избран на пост главы Кузбасса, набрав умопомрачительные 96,69% голосов. Перед нами должен был быть не иначе национальный герой, а в итоге мы видим истощенного Леонида Брежнева и такую почетную ссылку, которая скрашивается почестями в виде ордена «Народного губернатора». Может ли это случиться где-то еще в России? Если кратко, то — да. Не будем, при этом, тыкать пальцами в национальные республики, где легитимность измеряется явкой под 90%, а результаты выборов можно назвать неожиданными, если безальтернативный кандидат набирает меньше положенных ему по статусу 95%. Всем очевидно, что такие результаты аномальны и не могут существовать в рамках обычной электоральной практики. Они всего лишь ширма, которая нужна для того, чтобы выторговывать у федерального центра больше ресурсов. Но пока существует негласный консенсус, на это не будут обращать внимания.
Есть и другие симптоматичные примеры, но уже из жизни зарубежных лидеров: в 2002 году Саддам Хусейн получил 00% голосов на президентских выборах, а по факту в 2003 году его армия разбежалась, дав американцам захватить весь Ирак всего за каких-то там 4 недели. Где же был порыв всех 25 миллионов иракцев, которые должны были встать как один на защиту любимого вождя? Это хрестоматийный пример фальсификации выборов и превращения их в инструмент внутренней пропаганды. Но, тем не менее, смело можно представить, что на неангажированных выборах Хусейн получил бы свои 70-80%. Такого результата было бы вполне достаточно для того, чтобы легитимно считаться первым человеком в стране.
Вспомним также, что в результате «Арабской весны», не без помощи НАТО и восставших племен, был свергнут Муаммар Каддафи. В контексте авторитарного режима довольно примечательно, что замеров его популярности в Ливии не велось, но несостоявшийся лидер арабского мира тоже, вероятно, считал себя лучшим выбором ливийского народа процентов эдак на 99%. Что, конечно, большая иллюзия, поскольку гражданская война не могла образоваться на пустом месте. Грустно, что, несмотря на проводимую сверху модернизацию, ливийцы так и не смогли преодолеть клановое расслоение. Именно эта архаичность и идущая с ней рука об руку стратификация общества по принципу «свой-чужой», не позволила ливийскому народу консолидировано пережить падение клана Каддафи.
Задержимся еще на «Арабской весне», но возьмем менее радикальный пример. В 2009 году президент Туниса Зин аль-Абидин Бен Али в 5-й раз подряд возглавляет страну с результатом голосования в 89,62%, однако, уже в 2011 году на фоне постоянных демонстраций и растущего недовольства в рядах армии тунисский Янукович вынужден бежать в Саудовскую Аравию. Не помогли ему и обещания уважать права человека (реверанс в сторону Запада) и уйти из политики по истечению своего срока в 2014 году. Такое развитие событий, казалось бы, совсем не вытекало из логики итогов выборов, но в реальности поддержка Бен Али достигалась тем, что принято называть в России «административным ресурсом». В ход шли и карусели и давление местных чиновников на «бюджетников» и многие другие атрибуты, хорошо знакомые жителям российских регионов. При этом проводившиеся впоследствии полевые исследования показали серьезную оторванность тунисских элит от арабской улицы. Ориентированные на Запад тунисские элиты игнорировали увеличивавшиеся социальное расслоение, безработицу, злобу. Все эти факторы способствовали усилению радикализма, который на арабской улице имеет исламистский окрас.
Для России эти тенденции тоже характерны: в частности для Дагестана, где коррупция местных элит приводила к тому, что до местного населения доходила едва ли 10-я часть того, что выделял федеральный центр. Именно поэтому для региона так характерна трудовая миграция: низкие социальные перспективы оставляют небольшой выбор, то есть идти в силовики или в бандиты. В крайнем случае в спортсмены. Неудивительно, что Дагестан стал серьезным поставщиком боевиков для ИГ в Сирии и Ираке. Маркером негативных процессов может служить быстрая исламизация (в религиозных традициях Ближнего Востока) на Северном Кавказе. Именно так, кавказская улица (назовем это так) реагирует на социальное неравенство.
Довольно опосредованно об этом намекали в статье Новой газеты «Россия надевает хиджаб», где по большей части просто констатировали устойчивый тренд на исламизацию региона. Причем в этот процесс вовлечена именно молодежь, которая начинает транслировать свои идеи и старшему поколению. Как и во многих аналогичных случаях, уход в религию — это скорее реакция на действительность, нежели реализация духовных потребностей. Если российское государство (в лице местных элит) не может дать положительный пример, то его будут искать в альтернативных системах, коим в регионе является политический и салафитский ислам. Таким образом, исламизация есть попытка дистанцироваться от российской политической и правовой традиции. Это неизбежно приведет и к культурной оторванности.
Альтернативой социальному протесту обычно является политическая апатия, которую легче всего заметить по пресловутой явке. Это тоже довольно интересное явление, которое в определенной степени характерно для любых политических режимов, но сильнее всего раскрывает свою логику в странах с сильной авторитарной составляющей. Уход от политики в семью, работу и повседневную рутину это тоже бунт, но такой, который выгоден правящему классу, потому что позволяет снизить общественный контроль за властью. Когда экономический или социальный регресс начинает ощущаться уже серьезно, за этим неизбежно происходит политический ренессанс. Протесты на Болотной площади в Москве в 2011 году и были таким ответом на почти десятилетие политической апатии.
Попытаться деполитизировать общество можно сверху: для этого, прежде всего, необходимо уменьшить поле политической конкуренции. Как мы уже успели заметить, этот процесс Россия проходила в 2000-х годах, когда последовательно сужались возможности политического плюрализма: отмена прямых губернаторских выборов, запрет на участие в парламентских выборах широких политических объединений, включающих в себя партии, движения и некоммерческие организации. В свое время, это стало большим ударом по системным либералам (" Союз правых сил" и " Яблоко"), которые не смогли пройти в Госдуму в 2003 году. Одной из целей было снизить политическую активность граждан. И в самом деле, парламентские выборы 2003 года прошли с достаточно скромной явкой в 55,6%.
Пришлось ждать более 10 лет, когда политика снова вернулась в Россию: властям был абсолютно необходим национальный консенсус в деле воссоединения с Крымом, противостояния санкциям, последующей операции в Сирии. Политическая апатия сменилась ожиданиями и вкусом перемен. Высокая явка на президентских выборах подчеркивает этот тренд. Остается вопрос, насколько этот рейтинг реально отражает поддержку курса властей, не является ли он сугубо дежурным? Не столкнемся ли мы с теми же феноменами, какие мы наблюдали в странах Магриба? Такой шанс определенно есть, поскольку проблемы России находятся в плоскости социальной несправедливости, которая порождается оторванностью элит от общества. На этом чуть не погорел Дмитрий Медведев, который, кажется, чудом еще держится на своем месте после целой череды скандалов, вызванных чрезмерными богатствами его друзей и соратников.
В этой связи, как никогда важна внутренняя повестка Владимира Путина, где взят курс на силовую национализацию правящего сословия. Зачистка дагестанских элит — это лишь начало, но верный сигнал всем остальным, что бесконтрольное выкачивание средств из регионов не может продолжаться бесконечно. Понимание того, что сращивание местных властей с олигархами и криминалом угрожает национальной безопасности в среднесрочной перспективе пришло уже давно. Теперь мы имеем шанс увидеть переход от слов к делу. Именно такие действия делают рейтинг президента не формальным, а наполненным смыслом. Кому нужны разнарядки в 70/70 на выборах, если в решающий момент народ не выйдет на защиту их результатов?
Степан Василенко
