Владимир Путин и его сигнал силы из Дагестана
Возвращение Владимира Путина спустя 20 лет в село Ботлих в Дагестане, где местные ополченцы принимали участие в боевых действиях против террористов Шамиля Басаева в 1999 году, посылает обществу многоуровневый сигнал. В первую очередь — о силе власти, которая держит под контролем вопросы безопасности в регионе. Это касается и внутренней повестки тоже: известно, что на протяжении года силовики из федерального центра (Генпрокуратура, ФСБ, МВД) проводят масштабные антикоррупционные мероприятия в отношении прежнего руководства Республики Дагестан и аффилированных с ним чиновников из районных администраций. Многие ожидают, что этот опыт может быть распространен и на другие проблемные зоны в СКФО.
Владимир Путин также обращает много внимания на поддержку населением Дагестана принципов целостности Российской Федерации (в контексте событий 20-ти летней давности). Это в теории можно интерпретировать как отсылку к актуальным проблемам в национальных республиках (Якутия, Тува и т. д.), где местные власти используют этнонациональные факторы для оппонирования федеральному центру. В этой связи, администрирование Дагестана представляет наибольшую сложность, поскольку необходимо постоянно искать равновесие между интересами элит, принадлежащими к различным этническим кланам и группам. Центр показывает, что власть способна работать даже на таком тяжелом поле, поскольку ощущает поддержку широких слоев народа субъекта Федерации.
И, наконец, в духе местного менталитета сказана фраза о том, что «в России не может быть какой-то слюнтяй во главе государства — это само собой разумеется, по-другому невозможно». Интересный пассаж, который укладывается череду полунамеков о параметрах возможного преемника: ранее Путин непрозрачно обрисовывал образ такой фигуры как человека нового поколения, с разнообразным управленческим и идейным (условный «ни либерал, ни ультраконсерватор») багажом, которого должен избрать народ.
